Любой намеренный акт чтения, напевания,
слушания, обсуждения, возражения,
объяснения и т.д. неизбежно усиливает
мысль, создающую «связанность».
Никакое намеренное действие не может
«освободить» от «связанности», поскольку
нет сущности, чтобы быть свободной
или несвободной.
Возможно лишь осознание того, что уже
известно, и сознательное проживание того,
что уже проживается.
Все остальное — видимость, то есть
феноменальный сон…

Есть только я, необусловленный, свободный
от качеств или личности.
Любая мысль обо «мне» — мгновенная
несвобода.
У несвободы нет длительности, кроме
настойчивой концепции «меня»,
то есть ее видимая длительность совпадает
с такой концепцией.
Нет никакого «меня», никогда не было,
никогда не будет и никогда не могло бы быть
такой сущности.
Нет никакого «тебя», никогда не было,
никогда не будет и никогда не могло бы быть
такой сущности.
Нет нужды читать книги, повторять сутры,
заучивать писания, проводить странные
ритуалы, — нет ничего, о чем можно было бы
поспорить, что обсудить или объяснить.
Нечему учить и нечему учиться.
Каждое живое (чувствующее) существо знает
это и может осознать это и «жить» этим.
Все остальное называется «связанностью»,
«несвободой», — и это иллюзорная мысль,
концептуально препятствующая чистому
(недвойственному) видению…

Концепция «я» — это также концепция другого. Они неразделимы, поскольку если есть один, требуется и другой, и другой не может существовать без одного.
Все буддисты теоретически принимают «нереальность » «я»-концепции, но, боюсь, это редко случается на практике или в учении. Мы только что рассмотрели причину могущества этой концепции и, возможно, поняли, почему она не может исчезнуть, пока есть «мы», продолжающие думать с точки зрения феноменального объекта.
Но буддисты в целом, кажется, еще более редко отрицают концепцию другого, как на словах, так и на деле. Тем не менее эти две концепции неразделимы, и что верно для одной, верно и для другой.
Если буддизм укоренился на Западе, разве мы не должны подчеркнуть абсурдность концепции другого, поскольку это несомненно, прямой способ подчеркнуть абсурдность концепции я, ведь оба этих отрицания резко противоречат нашему обусловленному непониманию?
Более того, пока остается понятие другого, никто никогда не сможет, избавиться от понятия я, и пока понятие я остается центром, из которого он думает, ни одно чувствующее существо не сможет пробудиться к просветленному состоянию, принадлежащему ему по праву.
Замечание: Вы заметили насколько может ввести в заблуждение последнее предложение? Может показаться, что оно предполагает некое «я», у которого есть «центр», какое-то «чувствующее существо», которое может «пробудиться», и некое «просветленное» состояние, которое может ему принадлежать. Когда ум поститься, такие понятия, выраженные будто бы феноменальной сущностью, просто не могут возникнуть. Феноменально они могут послужить своей цели, но ноуменально их вообще нет…
Читать дальше →

Как сущность я непознаваем, ни феноменально, ни ноуменально, то есть не существует никакой личностной сущности как «меня» или как «я».
Если «меня» как сущности нет в области познания, то «я» как сущность тоже не существую, поскольку если объекта нет, нет и субъекта.
Фраза «Я есть, но меня нет» — не более чем указующий палец, поскольку нет ни меня-объекта, ни я-субъекта, потому что если бы был один из них, оба бы ли бы объектами.
Я ни есть, ни не есть — это единственное, что можно сказать обо мне. Или, я есть отсутствие того, что не есть я, как и того, что я есть, небытия я, как и бытия я.
Абсолютное отсутствие какого бы то ни было я — это все, что я есть концептуально. Но поскольку отсутствие и присутствие — взаимозависимые противоположности в разделенном уме, ноуменально все, что я есть,- это отсутствие как присутствия, так и отсутствия, то есть отсутствие моего отсутствия как я.
Это вне концепций, то есть это невозможно никоим образом ни понять разумом, ни выразить.
Но это может быть постигнуто несознавательно, реализовано неконцептуально, не в мыслях, которые есть знание, а в не-мысли, или в абсолютной мысли, которая есть не думание, а прежде-думание, то есть спонтанное осознание, не осознающее
Читать дальше →

Причина, по которой никто не может поверить, что он не существует — как утверждалось ранее, — в том, что нет никакой сущности, чтобы поверить, что она не существует. Другими словами, если бы существовала сущность, утверждающая, что она не существует, эта сущность самим утверждением, что она не существует, демонстрировала бы свое существование…

Пока мышление происходит как бы со стороны объективной видимости, есть некое «ты», и «оно» думает, что несвободно. Как только такой мыслительный процесс прекращается, никакого «тебя» больше нет, чтобы думать, что оно несвободно. Никакого «тебя» нет, когда ум «постится». В постящемся уме не возникает «я»-концепция. И нет концептуальной сущности, чтобы допустить, что она несвободна…

ТО (то есть «объективируемое») не может быть
свободным.
ЭТО (то есть необъективируемое) не может быть
несвободным.
Если я отождествлен с тем, что объективируемо,
такое «я» несвободно.
Если я остаюсь неотождествленным
с объективируемым, или если
я освобождаюсь от такого кажущегося
отождествления, я, хотя и вечно свободный,
кажусь вновь обретшим свою кажущуюся
потерянной свободу.
я есть Это, лишенное объективности
как отождествления.
И я не То, что кажется отождествленным
с объективированным.
Да, это действительно так просто…
Замечание: Упомянутое отождествление чисто концептуально. То-что-не-есть-я — не я, только пока я воспринимается как сущность, в противном случае то, что можно объективировать и что нельзя(феномены и ноумен), идентичны.
Сказанное здесь может быть повторено тобой, кем бы «ты» ни был, но не о «тебе», не о «нем», не о «ней», не о «них» и уж точно не о «нас» (поскольку все это объекты), потому что только я могу истинно сказать это, и любое чувствующее существо может сказать это как «я»...

www.ozon.ru/context/detail/id/7595110/

Радость и печаль, удовольствие и боль — эмоциональные феномены, которые, как кажется, ощущаются объектами во всех стадиях сна, например, в ночных кошмарах или в «сновидении в бодрствовании» обычной жизни, а чистое функционирование ноуменальности лишено различий и неуязвимо.
«Глаз видит, но не смотрит»,- как указал Чжуан-цзы более двадцати столетий назад. «Ты» видишь, но смотрю Я. Кажется, что чувствующие объекты переживают и действуют, но все это функционирование ноуменально. Нет никакого деятеля, нигде и никогда, как говорил Лотосороджденный (Падмасамбхава), и никакого деяния, поскольку как искомое есть искатель искомого, так и содеянное есть деятель деяния, а такового не существует.
Я есть искание, которое есть и искомое, и искатель, и я есть делание, которое есть и деятель, и деяние…

Гласная «я» прикрепляется к каждому импульсу, возникающему в психической структуре, какими бы противоречивыми не казались эти импульсы. Из этого процесса возникает идея о множественности личностей.
Эти импульсы эмоциональны, поэтому полученное в результате «я» более эмоционально, чем рационально.
Каково происхождение гласной «я»? Каждый живой феномен, каждая чувствующая структура должны иметь центр, назовите его «сердцем», как в Китае (что логично с точки зрения физиологии), или «головой», как в Европе.
Такой центр сам по себе столь же феноменален, как и явление, «сердцем» или «центром» которого он является, но его необходимая функция — организация феномена, который он контролирует, и забота о нём. Такие эмоции, как страх, жадность, любовь, ненависть, возникают ради феномена, для которого они осуществляют защиту и стимулируют выживание и сохранение в пространственно-временном контексте проявлённого. Соответственно, гласная «я», представляя «центр», представляет физическое тело, и это представление ответственно за отождествление, приводящее к несвободе.
Читать дальше →